| Продолжая знакомить Вас с интересными личностями с области юриспруденции, ЮРЛИГА побеседовала с Виктором Чевгузом, адвокатом, защищавшим П. Лазаренко и одного из «днепропетровских маньяков», работающего по делу Гонгадзе и убийству фотографа В. Розвадовского. Г-н Чевгуз рассказал, как работалось с такими подзащитными, как он расследовал аварию с участием Л.Быкова и почему он не любит, чтобы его называли «адвокатом дьявола».
Виктор Степанович, расскажите, как Вы начинали свою карьеру.
- После окончания в 1975 году следственного факультета юридического института, я работал следователем в Киевской области. Стать следователем, это была мечта всего моего детства и юности. Первые 5-8 лет мне все нравилось в этой работе. Однако, со временем, я начал понимать, что интерес куда-то подевался. Поступил в аспирантуру юридической академии, защитился и начал преподавать криминалистику на следственном факультете Академии МВД Украины. То есть, следственную работу продолжил в другом качестве. Снова первые 5-8 лет я горел на работе, разрабатывал деловые игры, вместо 15 студентов из группы у меня в аудитории сидело 30 человек, пришедших из других групп. Начал работать над докторской диссертацией. Но прошло 10 лет и все… на работу ходить не могу…
Профессиональное выгорание?
- Да нет, я же не поменял профессию, вся моя жизнь связана с криминалистикой. Но вот сам процесс деятельности перестает быть интересным. Видимо, это вопрос психологический. И вот в 1994 году коллеги говорят: «Чего ты мучаешься, иди к нам в адвокатуру, ты же бывший следователь и все это знаешь». И вот я, в 40 лет, бросаю докторскую, кафедру и начинаю все с нуля в адвокатуре. Преподавание, правда, полностью не бросил - до сих пор преподаю уголовный процесс, криминалистику и курс адвокатуры Украины.
Но парадокс! Уже пару лет, как повторяется то же самое - нет того горения и особого желания ходить по судам, по СИЗО и т.п. Хотя и из дела дело Лазаренко я не вышел, и дело по убийству Гонгадзе было несколько лет в моем производстве, «днепропетровских маньяков» защищал, сейчас «сижу» в процессе по убийству фотокорреспондента В.Розвадовского, в деле по взрыву возле ресторана «Шервуд» с покушением на убийство и др. Интересные дела, но ...
Открою секрет, несколько лет тому назад появилась новая идея-фикс - относительно переподготовки молодых юристов, желающих стать адвокатами. В этом году я открываю тренинговую школу адвокатов. Смотрите, что получается. Ко мне на фирму (да и не только ко мне), ежегодно, где-то с апреля по август обращается человек 200 с просьбой взять их на работу - помощниками адвоката. Многие из них, желая обучиться этому ремеслу, готовы работать поначалу даже без денег. Некоторые готовы сами заплатить за прохождение стажировки. Однако, они практически ничего не умеют делать. Вузы МВД, СБУ, Генпрокуратуры, Академия судей Украины имеют определенную практическую направленность, и там более-менее все нормально. А вот выпускники обычных ВУЗов практически не обладают ни навыками, ни умениями адвокатской деятельности. Этому их просто не обучают в ВУЗах. Студенты знают, что такое допрос, но не знают, как его провести, теоретически знают законодательство о судебной экспертизе, но не знают, как назначить ту или иную экспертизу, кому ее поручить, как она проводится и, самое главное, не знают, как использовать выводы экспертизы в качестве доказательства.
Вы считаете, что нужно провести реформу образования?
- Нет, дело не в этом. У нас более 300 вузов готовят юристов, а это около 35 тыс. выпускников в год, из которых только 10-15 % находят работу по специальности. Я ни одного выпускника, из числа обратившихся ко мне, не взял. Спросите почему? Фактически первые 3-5 лет, в зависимости от умственных способностей человека, это будет стажер, писарь, ученик. Он не может самостоятельно делать практически никакой работы, пишет все по процессуальным образцам. Нередко приходит в суд в качестве представителя такой выпускник или выпускница нашего ВУЗа, а над ними судьи просто издеваются, как могут, или смеются, поскольку они на каждом шагу делают ошибки. И чем симпатичнее девочка, тем больше подсмеиваются над ней все, кому не лень. Вот вчера, в одном из районных судов г.Киева рассматривали представление следователя о продлении срока содержания подозреваемого под стражей. Следователь работает в этой должности менее 3 лет, а курирующий его прокурор - год. То есть, оба являются еще молодыми специалистами. Без ошибок практически не могут составить ни одного процессуального документа. А тут еще новый УПК, которого они тоже не знают. Да и в суд имеют привычку ходить без кодексов, чтобы хотя бы там в него заглядывать. Судья и адвокат сидят с кодексами, а у них - чистый стол. Ни на один вопрос судьи прокурор не смогла дать вразумительного ответа, просит отложить рассмотрение дела, чтобы она смогла «ознакомиться с делом» ?! А отведенные УПК 72 часа на рассмотрение данного представления уже истекли. И это так выполняют свою работу представители государственных органов. Жалкое было зрелище. Возмущению присутствовавших в зале не было предела. А что тогда говорить об выпускниках обычных, не ведомственных ВУЗов?
Вот я и пришел к выводу, что нужно нашего бедного студента учить по аналогии с медиками, которых после учебы отправляют на 2-3 года в интернатуру, где они сначала скальпели хирургу подают, а потом и сами своими руками что-то делают. Я считаю, что нужно организовать школу тренингов для студентов 4-5 курсов, и естественно, для выпускников, которые хотят быть адвокатами. Это должен быть модульный тренинг сначала на 3-5 дней. За это время я их научу, к примеру, как организовать рабочее место адвоката, как построить отношения с клиентом, представителем противоположной стороны, со следователем или прокурором, как работать с материалами дела, как допросить в суде свидетеля по той или иной категории дел, каковы особенности допроса ребенка или пожилого человека, как выступать в дебатах и много другое. Последующие модули тренинга будут посвящены особенностям работы адвоката по гражданским делам, по административным, хозяйственным и уголовным. Возможна и более узкая специализация - налоговый адвокат, в сфере недвижимости, трудового права, автоадвокат и т.п.
Вы пришли в адвокатуру из следственных органов. Скажите, насколько правдиво утверждение, что в силу работы в органах внутренних дел формируется свой образ мышления и не всегда получается его изменить?
- Да, такая проблема существует. У меня на фирме работает бывшая судья, у которой 25 лет судейского стажа, прокурор, проработавший в этой системе более 30 лет, и бывший следователь. Так вот прокурор так и остался прокурором. Он вместо того, чтобы защищать своего клиента по краже, начинает его «колоть», заставляет «рассказать суду всю правду». А вот судья и следователь быстро перестроились.
Вопрос в том, что было заложено студенту в ВУЗе. Например, нас на следственном факультете учили, что пока нет приговора, следователь не имеет права назвать обвиняемого преступником. К нему нужно относиться как к своему знакомому, соседу, у которого сейчас возникли криминальные проблемы, и не больше. Мысленно нужно всегда ставить себя на место того человека. Поэтому и перестроиться мне было несложно. К тому же, между адвокатской работой и работой следователем я преподавал в ВУЗах, а это демократическая профессия.
Если же человек в каждом клиенте видит преступника и руководствуется принципом Жеглова о том, что вор должен сидеть, то в адвокатуре ему делать нечего.
К сожалению, за 19 лет адвокатской работы я для себя сделал грустный вывод, что из 10 адвокатов, которые участвуют в судах, за 8 из них мне стыдно. Они не знают законодательства, не знают методики расследования преступлений, тактики защиты, в большинстве случаев не изучают материалы дела. Не умеют себя вести в судебном заседании, не могут построить правильных взаимоотношений с клиентом, часто обманывают или вводят последнего в заблуждение. Таким адвокатам я бы не доверил ни дела, ни денег. И никогда их не посоветую другим клиентам.
Это, как правило, молодые адвокаты?
- Нет. Молодые адвокаты, наоборот, хотят учиться. Один из принципов успешного адвоката - склонность к самообучению. Ведь очень много старых опытных адвокатов кроме кодекса не хотят ничего открывать. А молодые стараются, они хотят самоутвердиться, лучше выглядеть в глазах своих коллег, хотят зарабатывать нормальные деньги. А вот старые… Почему они критикуют новый УПК? Да потому, что его надо изучать заново.
Кстати, в новом УПК я вижу много положительного. Вот навскидку - следователи стали меньше арестовывать. Второе - убрали такой институт защитников как «иные специалисты в области права, которые за законом имеют право на предоставление правовой помощи лично или за поручением юридического лица» и защитников из числа близких родственников подозреваемого. Было у меня одно дело - капитан милиции совершил двойное убийство. Вина не доказывалась, пока я его защищал, все шло к оправдательному приговору, или возвращению дела на доследование, с последующим его закрытием за недоказанностью вины. Но вмешалась сестра, привела свою подругу - якобы адвоката и сейчас его вину почти доказали, дело идет к пожизненному заключению.
Родственники обвиняемого, как правило, не являются специалистами в области права и защиты по уголовным делам. Единственная польза от них была в том, что они могли свободно ходить на свидания в СИЗО. Но при этом они проносили в СИЗО мобильные телефоны, деньги, наркотики, за что многих потом повторно привлекали к уголовной ответственности за хранение тех же наркотиков. При полной доказанности вины, эти горе-защитники склоняли родственников к отрицанию вины, и те, вместо минимального срока наказания, получали «на полную катушку». То есть, если есть железные доказательства, то надо бороться за смягчение меры наказания, а не голословно все отрицать.
Вот, к примеру, я защищал убийц по делу Гонгадзе. Когда я вступил в дело, один из прокуроров спросил меня, зачем мне это надо, ведь им они будут просить три пожизненных срока (тем трем офицерам, соучастникам убийства, которых судили до Пукача). Я защищал водителя Пукача по делу о похищении Подольского и в другом деле - Протасова (одного из соучастников убийства Гонгадзе).
На что я рассчитывал, вступая в такое непростое дело? Прокуроры были уверены, что суд продублирует все, что они укажут в обвинительном заключении. Однако если судья думающий, то не все так просто. Судьям надо все показать, ведь нередко судья физически не в состоянии вычитать дело до последней запятой. Это обязательная работа адвоката по всем делам. 50% успеха адвоката - это знание дела в совершенстве. К счастью, теперь можно фотографировать материалы дел. Представьте себе, например, дело Гонгадзе - это 30 томов, а в каждом томе - по 250 листов, нередко исписанных с двух сторон. Разве можно упомнить, что говорил свидетель на пяти, а то и больше допросах за 3 года досудебного следствия, особенно, когда каждый раз он давал разные показания? Адвокат должен все это выявить и показать суду, что свидетель говорит неправду. Так получилось и в этом деле. В результате одному подсудимому дали 13 лет, а двум - по 12, вместо предрекаемых «трех пожизненных».
Бывали случаи, когда Вы отказывались от представительства таких лиц как насильники, убийцы?
- По каким мотивам?
По личным.
- А скажите, врач скорой помощи, приезжая по вызову к больному, отказывается от оказания ему помощи, когда видит что пациент наркоман, алкоголик или болен СПИДом? По своей этике он не может этого сделать. Так и я. Есть клятва Гиппократа, а для нас есть клятва адвоката, которую мы подписываем в письменном виде.
Лет 10 тому назад я защищал одного тренера детской спортивной школы. После заключения договора оказалось, что он был с сексуальными отклонениями - более 40 мальчиков прошли через его постель за 3 года. То есть, более мерзкого преступление представить себе трудно, с учетом того, что у меня 3 детей и сыну на тот момент было 13 лет, как и потерпевшим. Однако, если я заключил договор, то сам уже не могу отказаться от защиты. Это может сделать только клиент. Если бы я знал обстоятельства дела до момента заключения договора, то может быть и не взялся за его защиту. Но, с другой стороны, моя обязанность защищать людей, в том числе и совершивших преступления. Ведь, когда заключаешь договор, о доказанности вины практически ничего не известно. А вдруг, это не он? Сколько было невинно осужденных, а то и расстрелянных за преступления, которых они не совершали. Вспомните дело Чикотило, Оноприенко, Ткача. Так, что не все так просто...
Следуя одному из своих правил работы с подзащитными, я, придя к этому педофилу в СИЗО, спросил его, правда ли то, в чем его обвиняют? Он мне ответил утвердительно. Я от негодования ему сказал все, что о нем думал как о человеке, после чего... начал его защищать.
В чем была там ошибка? Следователи слишком увлеклись тем, что он негодяй и ему надо минимум 10 лет тюрьмы организовать, как они выражались. Они ему даже хулиганство с исключительным цинизмом вменяли, однако, такая квалификация неправильная. В том случае было доказанным только развращение несовершеннолетних. А там по статье - до 5 лет лишения свободы.
Суд осудил его только к 5 годам лишения свободы. Так что, Сократ мне друг, но истина дороже.
Часто Вы сталкиваетесь с негативом о стороны родственников противоположной стороны?
- По каждому третьему-четвертому делу.
И как Вы справляетесь?
- Вот сейчас слушается дело об убийстве фотокорреспондента одной киевской газеты. Зайдите в Интернет и наберите поисковое слово «Убийство Виталия Розвадовского» и вы увидите как его друзья, родственники, журналисты устраивают демонстрации под Дарницким судом с плакатами «адвокат дьявола», моими фотографиями и описанием дел, в которых я участвовал. В мой адрес пишутся оскорбления, нередко клевета. Жаль, что и отдельные журналисты участвуют в этом. А ведь я защищаю человека, вина которого еще не установлена судом и на сегодня он считается невиновным. На его месте могут оказаться многие, даже случайно попавшиеся в поле зрение милиции. А они, как известно, действуют по бериевскому принципу - «Органы всегда правы». Защищая его, я выполняю свой профессиональный долг. Функция защитника задекларирована в Конституции Украины. Поэтому на каждом судебном заседании я должен быть выше этих людей, не опускаться до их уровня, а тем более, до оскорблений и т.п. Я очень сочувствую родне Розвадовского, но не все так просто в этом деле. И моя обязанность помочь суду разобраться в этом, но с соблюдением всех прав моего подзащитного. Тем более, что он несовершеннолетний.
Сложно было и в Днепропетровске (дело «днепропетровских маньяков»), где я защищал Игоря Супрунюка. Там двумя 19-летними парнями были совершено 21 безмотивное убийство - самому младшему потерпевшему было 13 лет, а самому старшему - 70. Я считал и считаю сейчас, что оба обвиняемые были невменяемые, они оба с глубокими психическими отклонениями. Нормальный человек не может 200 кошек и собак убыть, повесить, расчленить. А они это сделали вдвоем и снимали весь процесс на камеру мобильного телефона. Нормальный человек не может первого встречного человека молотком по голове ударить, нанести отверткой 22 удара в область лица, вскрыть ему живот и смотреть, как тот умирает, чтобы потом все это неоднократно пересматривать с монитора компьютера.
Вот там мне было сложно что-то объяснять вразумительное родственникам, другим людям. Но психически больных людей необходимо лечить, а не судить и отправлять в исправительно-трудовые колонии.
Если адвокат понимает вину своего подзащитного, то он может укрывать какую-то информацию от суда?
- Обвиняемому дается право дать признательные показания, что смягчает его вину. Он может вообще не давать никаких показаний, согласно ст. 63 Конституции. Подозреваемый может врать, ведь он не предупреждается об уголовной ответственности за дачу ложных показаний, а значит - это его форма защиты. Он может говорить в суде, что угодно. Но есть вторая сторона - гособвинение, которое и должно его изобличить, доказать, что он врет. В обязанности адвоката это не входит. Тезис - адвокат должен помочь суду установить объективную истину - здесь не подходит.
Вот, например, человек совершил убийство, однако признаваться в этом не хочет. А моя позиция, как адвоката, не может противоречить позиции клиента. В то же время при осуществлении защиты я не должен использовать незаконные методы, подговаривать свидетелей давать ложные показания, фальсифицировать что-то. И вот когда в суде мой клиент говорит, что не убивал никого, в то время как мне признался, что он это сделал, я начинаю ему показывать нежизнеспособность его алиби (прошу описать место, где он был, что ели за столом, где сидели, кто и что говори). Таким образом, я заставляю отказаться от его ошибочной версии, наглядно показывая, как он может завраться перед судом и тогда мера наказания, как правило, бывает более тяжкой.
В одном из интервью Вы говорили, что меньше чем за тысячу долларов работать не будете. Расскажите, как Вы определяете стоимость своих услуг?
- Вопрос гонорара адвоката не простой. На мой взгляд, он должен определяться такими критериями, как уровень профессионализма адвоката, его опытом, сложностью дела и общим объемом работы по конкретному делу. Чтобы сегодня клиент получил от меня помощь, я потратил на это более 40 лет своей жизни - учеба в институте, аспирантуре, долгие годы следственной и преподавательской работы, и последние 19 лет адвокатской практики. В моей личной библиотеке около 5 тысяч книг юридической литературы, которые в той или иной мере отработаны мной. За 15 последних лет я ежегодно выписываю практически все юридические журналы и газеты, которые издаются в Украине, и отрабатываю их по своей системе. В моем рабочем компьютере более 100 гигабайтов вордовских материалов следственной, судебной и адвокатской практики. Все это, естественно, работает на меня, а значит и на моих клиентов.
Поэтому размер гонорара в каждом конкретном случае я определяю по разному. Есть дела, которые я веду абсолютно бесплатно (пенсионеров, неимущих людей, которым я не могу отказать в своей помощи). Иногда человек приходит и говорит: «Я вам даю 30-50 тыс. долларов, с условием, что я не буду сидеть». В таком случае я договор с ним никогда не заключаю. В большинстве случаев размер гонорара определяется сложностью дела и объемом работы по нему.
Бывает гонорар успеха? Если клиент избегает срока и платит что-то дополнительно?
- Бывает, но не так часто. Чаще бывают просьбы «давайте поработаем под результат - чтоб я не сидел в тюрьме», или получил срок поменьше. Однако, я не рекомендую работать «на результат». Ведь неизвестно как пойдет дело в суде, при проигрыше дела можно не получить ни копейки, проработав в нем год, а то и больше. Такие были условия договора. Гонорар всегда надо определять за свою работу.
Это неправда, что все дела в судах решаются за деньги. Их может быть не более 10 % от общего количества. Большинство дел профессиональный адвокат может выигрывать без всяких взяток. Однако, нужно знать и любить свою работу. Те 8 адвокатов, за которых стыдно в суде, никогда не читают самих дел. В лучшем случае они читают обвинительное заключение, а по гражданскому делу - иски и возражения на них. Это сразу видно в ходе судебного заседания, по их поведению.
Нужно относиться к профессии адвоката не только как к средству зарабатывания денег, но и что-то дополнительно делать для этого. Например, потратить деньги на хороший компьютер, фотоаппарат, диктофон, обязательно купить информационную базу ЛІГА:Закон, выписать юридическую литературу и т.д. Без этого нет профессионального адвоката, а значит и нет выигрышных дел, достойного заработка.
Расскажите о работе с Павлом Лазаренко, какие были интересные моменты.
- Павел Иванович человек интересный и умный. Он активно защищался по каждому предъявленному прокуратурой ему эпизоду. Он в совершенстве изучил и украинское законодательство, и американское, и успешно применял их в своей защите. С ним было интересно работать. Кстати, у него исключительная память. Он помнит все без бумажки.
Сейчас уголовное дело в отношении Лазаренко приостановили в связи с тем, что он отсутствует в Украине. Процессуальная работа по тому делу не ведется.
Дело Щербаня… Говорят, что он заказчик? Я по этому делу не работал, но, насколько мне известно, когда дело еще слушалось в отношении исполнителей убийства, то материалы в отношении Лазаренко были выделены в отдельное производство. Сейчас расследование снова возобновлено и ведется досудебное следствие, отдельные допросы свидетелей даже показывают по телевизору.
А, если в общем, то мне с Павлом Ивановичем было полезно для меня поработать только в силу его неординарной личности.
А дело Леонида Быкова что для Вас значило? (В.Чевгуз расследовал дорожную аварию, в которой погиб известный режиссер - ред.)
- Это было 11 апреля 1979 года. Я был тогда еще относительно молодым следователем, расследовал большое хозяйственное дело, когда мне позвонили и сказали выезжать на место происшествия в Вышгород, где погиб Л.Быков. Банальная ситуация с точки зрения механизма ДТП. У режиссера там была дача, и он поехал проплатить за нее кооперативный взнос. Через неделю он с актерской труппой должен был выезжать на съемки фильма «Пришелец» в Крым. У него была новая Волга ГАЗ-24, а ехал он оттуда по небольшому спуску. Но, как все творческие люди, человек он был увлеченный и, как я думаю, «прокручивал» новый фильм в голове и проявил невнимательность. Впереди него ехал трактор МТЗ-50 с культиватором, который занимал всю правую полосу движения. Быков включил левый поворот, выехал на встречную полосу, чтобы обогнать трактор, а навстречу двигался грузовик ГАЗ. Быков в этой ситуации просто не сориентировался. Он применил торможение, «юз» был 22 метра. Скорость у него была минимум 90 км/час на момент удара, да у ГАЗа - 60. Грузовик ударил в правую переднюю дверь «Волги» и 18 метров протащил ее в обратную сторону. Режиссер умер мгновенно, в момент столкновения автомобилей. Ремень безопасности перерезал его как шашкой, ни одного внутреннего органа не было целого, кроме сердца. Это показало вскрытие...
А разговоры о самоубийстве, остановке сердца - все это надумано. Просто Быков проявил невнимательность. После проведения ряда экспертиз я дело прекратил за отсутствием состава преступления в действиях водителя ГАЗа, и возвратил ему водительское удостоверение. Кстати, несколько лет тому назад мы с ним встречались и вспоминали те грустные моменты.
Сейчас многие молодые юристы мечтают о том, чтобы заполучить одного, но очень богатого клиента. Как Вы относитесь к тому, что адвокат пытается построить свой имидж на имени клиента и получать легкие деньги за счет такой работы?
- Это в принципе невозможно. Если он молодой адвокат, VIP-клиент его не возьмет в качестве своего защитника. Во-вторых, если ему и заплатят большие деньги, то что - больше в дальнейшем не нужно вообще работать?
У меня много так называемых VIP-клиентов, много веду резонансных дел, но это ничего не значит, потому что в каждом деле ты должен доказывать свои знания, свой профессионализм. И если приходит ко мне клиент, то его мало интересует, что я раньше защищал Лазаренко, или кого-либо еще. Клиента интересует только один вопрос, чтобы я смог на следствии и в суде доказать его невиновность.
Адвокат в каждом деле должен доказывать свое «Я». Каждый раз ты выходишь и доказываешь себя, вот как в боксе Володя Кличко. Каждый раз он должен доказывать, что он самый сильный. А стоило раз проиграть Сандерсу и все начали говорить, что он не настоящий боксер, что у него стеклянная челюсть и т.п. Так должен действовать и адвокат - работать по каждому делу, как Кличко!
Как Вы строите отношения с клиентами?
- В каждом деле, если ты не переживаешь за судьбу клиента, если всем своим видом, поведением, действиями не показываешь, что искренне хочешь ему помочь, то все увидят эту неискренность, эту фальшь. Люди сразу понимают, что адвокату важны лишь деньги, которые ему заплатят. Для клиента его дело, каким бы оно не было - расторжение брака или убийство, самое важное, самое главное в его жизни на данный момент. И адвокат обязан это учитывать и соответственно строить свою работу по этому делу.
Как Вы относитесь к тому, что вас называют адвокатом дьявола?
- Я всегда спрашиваю, а знают ли люди, которые меня так называют, кто такой адвокат дьявола? В большинстве случаев они этого не знают, и тем самым оскорбляют не меня, а показывают собственное незнание. Хотя в целом неприятно слышать такое сравнение.
(Адвокат дьявола - неофициальное название одной из должностей института канонизации и беатификации католической церкви. Официально эта должность называлась укрепитель веры. Функция «адвоката дьявола» заключалась в том, чтобы собрать все возможные аргументы, которые могли бы помешать канонизации или беатификации праведника, которая могла состояться только в том случае, если укрепитель веры не находил аргументов достаточной важности для того, чтобы отменить процедуру. - ред)
Что интересно - на этих демонстрациях журналисты акцентируют внимание на уголовных делах, которые я фактически выиграл. Они даже не удосужились узнать, что это за дела, каков их результат. Говорят, вот он защищал главного редактора газеты «Правда Украины», насильника Александра Горобца. Но постойте, ведь его обвиняли в неоднократных покушениях на изнасилования потерпевшей, которых на самом деле не было. И я в суде доказал, что это была фальсификация. Для меня это дело было одним их самих приятных, человека освободили из-под стражи прямо в зале судебного заседания.
Как пояснял в суде сам подсудимый, Кучма тогда дал команду арестовать его и посадить за критику в газете в его адрес: «Закрийте рота цьому Горобцю, щоб він не цвірінькав». А я, не давая никому взяток, в суде доказал, что это фальсификация. Судья тоже тогда была на высоте, судебное следствие она вела объективно и не предвзято. Потебенько в то время был Генеральным прокурором и говорил, что если Горобца не осудят, то он на второй день уйдет в отставку. Правда, так и не ушел.
А журналисты сейчас это дело «вытащили на гора» и поставили мне в минус. Получилась бесплатная мне реклама, хотя грустно все это наблюдать. Особенно, когда самих журналистов побили 18 мая с.г. и они оказались потерпевшими. Теперь им нужна хорошая адвокатская защита.
Были в Вашей карьере какие-то процессы, которые Вы бы хотели пройти заново, построить иначе?
- Были, конечно.
Это громкие дела или самые первые?
- Да разные.
Например, меня до сих пор мучит одно дело. Прапорщик СБУ застрелил своего сослуживца во время службы, где они напились до поросячьего визга и играли в карты на деньги. Потерпевший был шулером и выиграл у моего клиента 4 зарплаты. Жалею, что не смог переубедить клиента - вместо полученных 10 лет, можно было бы обойтись гораздо меньшим сроком. Не удалось мне и убедить следствие и суд, что «днепропетровские маньяки» были психически больными людьми. Но с государственной карательной машиной сложно бороться.
Каким должно быть дело, чтобы вы отказались защищать клиента?
- Если бы тогда до момента заключения договора мне сказали что это педофил, то я его, наверное, бы не взял. Это дело мне неинтересно. А в любой работе должно быть две составляющие - профессиональный интерес и соответствующая оплата.
Вот есть мошенники - там дела интересные с точки зрения психологии, ведь эти преступники не приставляют нож к горлу, не бьют жертву по голове кирпичом. Хорошо зная психологию жадного человека, они заставляют потерпевших самих отдать им деньги. Это искусство, правда преступное.
Очень часто моральное удовлетворение от выигранного дела перевешивает денежный вопрос.
Негодяя надо наказывать, но делать это нужно только по закону. Да, я помогаю преступнику, нередко даже уйти от уголовного наказания. Я использую свои знания, опыт, судебную практику, хорошее знание материалов уголовного дела, то есть делаю свою работу по защите преступника законно. А то, что следователи, прокуроры не смогли доказать вину этого человека - это уже их проблемы. В суде действует принцип состязательности. Так построены судебные системы всех демократических государств.
Я никогда не лебежу, не пресмыкаюсь перед клиентом, я ему говорю все так, как есть. Нередко на меня они обижаются. Но клиент должен знать мое отношение к нему, к его поступку, к последствиям этого поступка. Нельзя даже перед клиентом оправдывать изнасилование, убийство. Клиент не должен думать, что я на него молюсь, за заплаченный им гонорар. Мое негативное отношение к поступку клиента он нередко узнает от меня сразу, в первый же день нашего знакомства. Вот, например, по делу Гонгадзе. В СИЗО при нашей встрече обвиняемый Протасов неоднократно твердил: «Меня подставил Пукач, он меня подвел, а сам скрылся». Сначала я молчал, а потом спрашиваю: «Николай, ну кто тебя подставил? Ты прекрасно знал, на что ты шел. Ты в это время находился в отпуске, зачем тогда без всякого письменного приказа об отзыве из отпуска вышел на работу и принял участие в этой незаконной операции по задержанию Гонгадзе? Ты знал, что вы в разведке не имеете права никого задерживать». И т.д. Внятного ответа, конечно же, не последовало.
Мне легче с такими обвиняемыми работать, поскольку я бывший следователь и изнутри знаю, как должно быть на самом деле в той или иной работе правоохранителей. Кроме того, в течение 10 лет я преподавал криминалистику в академии МВД и хорошо знаю эту категорию людей.
После такого откровенного разговора с подозреваемым, я всегда говорю: «А теперь забудем все, что я тебе тут говорил, и начинаем работать». Как правило, они слушаются меня лучше. Я всегда показываю клиенту, кто он есть на самом деле, чтобы он особо не «кочерыжился», и чтобы знал свое место. А дальше будем работать, помогать, это моя профессия.
Правда, в дальнейшем 99% из моих подзащитных забывают о том, что я был их адвокатом, и им помог. То ли им стыдно со мной общаться, ведь я знаю, что именно они совершили, то ли еще что-то. Тот же педофил, который получил 5 лет, вместо ожидаемых 10, даже «спасибо» не сказал после вынесения приговора, и после освобождения ни разу не позвонил. Некоторых квартирных и карманных воров я по четыре раза защищал за эти 19 лет адвокатской практики, и ни разу от них не было сказано такое простое слово «спасибо». Я не в обиде, но такова уже сущность этих людей.
Общаются, звонят, поздравляют с днем рождения или с праздником в основном те, чью невиновность я доказал. Эти люди, как правило, благодарны. Один из моих подследственных, дело в отношении которого по убийству я расследовал еще 1977 году, за что он получил 10 лет лишения свободы, он был тогда несовершеннолетним, в течение всех 10 лет писал мне письма, по выходу на свободу, приехал ко мне в академию, где я тогда работал, приглашал потом на свадьбу. Помню его слова: «Если бы я встретил такого человека как вы, хотя бы за месяца три до убийства, я бы никогда не убил человека». А ведь я его задерживал, арестовывал, и по моему расследованию он получил целых 10 лет лишения свободы.
Нет, наша адвокатская профессия очень интересная!
Беседу вели Наталья Шныр и Сергей Саченко.
|
